Как вы праздновали 9 мая?

Ой ну сайт Гордон это та еще гадость

А кто нибудь читал книгу Никогда не забудем? По рассказам белорусских и украинских детей, других на окуппированной территории, угнаных в контейнеры?.. почитайте

Так и называется книга? А автор есть или она просто сборником считается? Надо поискать.
Косински вот, "Раскрашенная птица", ну непроходимая жесть, читаешь и трясет.
У Глеба Самойлова есть альбом, который он в одиночку на коленке написал в 20 лет. "Маленький фриц" называется. О юном немце, который "пошел защищать фатерлянд", о его пути, о том, как он любит Гитлера, как не хочет убивать, как боится, как умирает. Мне этот альбом душу рвет.

В общем, политика политикой, но для меня война - это искореженные жизни человеческие, причем жизни людей разных стран. С разных сторон. Я не склонна демонизировать одну нацию и обожествлять другую. Все были жертвами в этой мясорубке. И я скорблю о них всех.

Может быть, я неправильная, может быть, я не патриот. Но я человек и вот таково мое человеческое чувство.

Я думаю, что многие разделяют твою точку зрения. Война - это всегда страшно, в ней нет ничего красивого и романтичного, ни тысячи лет назад, ни сегодня. Страшно то, что за политические интриги и сферы влияния вовеки веков расплачивались своими жизнями простые солдаты и офицеры. Подонки и герои были с обеих сторон, потому что на войну идут все, а война уже показывает, кто есть кто.
Государство и Родина это не одно и то же, а Родина для меня начинается с семьи. И раз уже так сложилось, что и мимо моей семьи война тоже не прошла, оставив потерянные судьбы любимых моими близкими людей, и боль, ужас и страх тех событий в памяти тех, кто ее пережил и донес до наших дней, разве я могу это игнорировать?

А на вышеозначенную тему можно почитать О.Казаринова "Обратная сторона войны" и "Лики войны". Там тоже не про парады, героические подвиги, а вся обнаженная правда - с подлостью и предательством, насилием и жестокостью этой страшной машины, имя которой - война.

Война - это всегда ужасно, но для меня День Победы - это всё же праздник, гордость, потому что особенно отчётливо в моей семье понимали, что если бы только фашизму и национал-социализму дали победить, то мир сейчас был бы другой до полной неузнаваемости, ну а меня не было бы вовсе, евреи были недостойны жить. Низко кланяяюсь победителям, живым и погибшим.

Я тоже горжусь Победой, скорблю по погибшим.  А доза патриотизма нашему населению очень нужна, это одна из основ государства.

Главное, чтобы этот патриотизм не был ниточкой для манипулирования народом со стороны государства. Он должен идти (или не идти) от самого человека, а не навязываться кем-либо.

Мария Хуан сказал:

Демонизировать нацию? Фашисты - не нация. Как-то не скорбится мне о тех, кто закапывал заживо женщин и детей, расстреливал сотни тысяч мирных жителей, сжигал заживо в деревнях, травил газом в концлагерях, морил голодом, издевался, насиловал... нет, мне не жаль их и никакими жертвами мясорубки я их не считаю. Да были люди среди них, но их было мало

Мария Хуан сказал:

Да, так и называется. Никогда не забудем. Автора нет. Это сборник рассказов детей. http://ruslit.trauml...ne-zabudem.html

Dragonfly (12 May 2015 - 00:26) писал:

А без этого никак, к сожалению

Беладонна (12 May 2015 - 00:19) писал:

Опасно только, когда патриотизм превращается в урапатриотизм, когда люди в этом патриотическом угаре кричат громкие слова, как они готовы всех порвать, как пойдут воевать, если надо, и т.п. Учиться надо на исторических событиях и делать все, чтобы не пришлось воевать. А ведь не секрет, что даже просто "боевые" настроения в обществе очень сильно влияют на вероятность возникновения военного конфликта. На примере Украины мы это прекрасно видим.

Для меня День Победы - праздник, но всегда вперемешку с горечью.

jindoc (11 May 2015 - 23:33) писал:

Думаю, славян тоже бы методично уничтожали в случае победы нацизма, потому как их точно так же не считали за людей, в отличие, к примеру, от французов, которых быстренько завоевали, да, но уничтожать их в концлагерях никто не собирался.

День Победы в Берлине (глазами бывшего челябинца)
http://politconserva...bedy-v-berline/

Ну славяне были по определению нацией рабов, и должны были пахать на арийскую расу. То есть шансы бы были, но такие, не очень весёлые... А евреи, цыгане и негры подлежали полному уничтожению, "полное решение еврейского вопроса". Кстати, в Израиле в музее Яд-Вашем (музей Катастрофы, как евреи называют гибель шести миллионов евреев, то есть ровно трети нации, в жерновах второй мировой) есть немало свидетельств о том, как воспитали из просвещённой нации немцев таких душегубов, а сделано было достаточно просто - воспитали новое поколение, подготовку начали в конце 20-х, сразу практически после окончания первой мировой, там начиная от комиксов, где злодей - это всегда еврей, заканчивая тем, что немцы многие не подозревали вообще о существовании таких лагерей, как Треблинка (менее 30 "работавших" уничтожили 1 миллион евреев, за существование ни одного выжившего), они знали, что есть трудовые исправительные лагеря, и были немцы, которые и своих родных просили туда отправить, потому что пьёт, например, дабы не рушить легенду, их забирали, и они тоже там гибли, потому что условия были бесчеловечны. Да вообще почти все в Берлине считали, что они войну выигрывают, пока советские войска Рейхстаг не взяли. Пропаганда. Сначала людей расстреливали, потом поняли, что немцы сами сходят с ума, буквально меньше месяца, и были придуманы газовые камеры, а каждый себя оправдывал, что он не убивает, а выполняет свою часть работы - один помогал собрать вещи, другой раздавал открытки для отправки родным, третий ещё что-то, и лишь один включал газ, но и он не видел происходившего, не смотрел в глаза, но одного всегда можно было заменить. Трупы убитых чаще всего убирали сами узники, из них была сформирована команда в лагере, эдакая отсрочка от смерти, почти все они заменялись на новых через несколько месяцев, есть их воспоминания, в том числе закопанные на территории лагерей, были их бунты, и даже один очень большой, когда почти всю охрану положили. Страшно на самом деле.

В одноклассниках попалось.

Эта книга должна быть в каждом доме; её должен прочитать каждый школьник. Это страшно убедительная книга; жаль, была выпущена мизерным тиражом. Однако сейчас продаётся её переиздание под авторским названием.

«Я видел то, что человек не может видеть… Ему нельзя… Я видел, как ночью пошёл под откос и сгорел немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили по ним паровоз…

Я видел, как запрягали в брички людей… У них — желтые звезды на спине… И весело катались… Погоняли кнутами…

Я видел, как у матерей штыками выбивали из рук детей. И бросали в огонь. В колодец. А до нас с матерью очередь не дошла…

Я видел, как плакала соседская собака. Она сидела на золе соседской хаты. Одна…»

Юра Карпович, 8 лет

«Помню, как горели у убитой мамы волосы… А у маленького возле неё — пелёнки… Мы переползли через них со старшим братом, я держалась за его штанину: сначала — во двор, потом в огород, до вечера лежали в картофлянике. Вечером заползли в кусты. И тут я расплакалась…»

Тоня Рудакова, 5 лет «Черный немец навел на нас пулемёт, и я поняла, что он сейчас будет делать. Я не успела даже закричать и обнять маленьких… Проснулась я от маминого плача. Да, мне казалось, что я спала. Приподнялась, вижу: мама копает ямку и плачет. Она стояла спиной ко мне, а у меня не было сил ее позвать, сил хватало, только чтобы смотреть на нее. Мама разогнулась передохнуть, повернула ко мне голову и как закричит: «Инночка!» Она кинулась ко мне, схватила на руки. В одной руке меня держит, а другой остальных ощупывает: вдруг кто-нибудь еще живой? Нет, они были холодные… Когда меня подлечили, мы с мамой насчитали у меня девять пулевых ран. Я училась считать. В одном плечике — две пули и в другом — две пули. Это будет четыре. В одной ножке две пули и в другой — две пули. Это будет уже восемь, и на шейке — ранка. Это будет уже девять.»

Инна Старовойтова, 6 лет

«У нас в хате собралось шесть человек: бабушка, мама, старшая сестра, я и два младших братика. Шесть человек… Увидели в окно, как они пошли к соседям, побежали в сени с братиком самым маленьким, закрылись на крючок. Сели на сундук и сидим возле мамы. Крючок слабенький, немец сразу оторвал. Через порог переступил и дал очередь. Я разглядеть не успел, старый он или молодой? Мы все попадали, я завалился за сундук… Первый раз пришел в сознание, когда услышал, что на меня что-то капает… Капает и капает, как вода. Поднял голову: мамина кровь капает, мама лежит убитая. Пополз под кровать, все залито кровью… Я в крови, как в воде… Мокрый… Вернулось сознание, когда услышал страшный женский голос… Крик висел и висел в воздухе. Кто-то кричал так, что, мне казалось, он не останавливается. Полз по этому крику как по ниточке, и приполз к колхозному гаражу. Никого не вижу… Крик откуда-то из-под земли идет… Встать я не мог, подполз к яме и перегнулся вниз… Полная яма людей… Это были все смоленские беженцы, они у нас жили в школе. Семей двадцать. Все лежали в яме, а наверху поднималась и падала раненая девочка. И кричала. Я оглянулся назад: куда теперь ползти? Уже горела вся деревня… И никого живого… Одна эта девочка… Я упал к ней… Сколько лежал — не знаю… Слышу — девочка мертва. И толкну, и позову — не отзывается. Один я живой, а они все мертвые. Солнце пригрело, от тёплой крови пар идет. Закружилась голова…»

Леонид Сиваков, 6 лет

"Вчера днём к нам прибежала Анна Лиза Ростерт. Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт всё била, ругала русскую. Покончила та с собой, вероятно, в минуту отчаянья. Мы утешали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу…» Из письма обер-ефрейтору Рудольфу Ламмермайеру

«ДОМИК, НЕ ГОРИ! » НИНА РАЧИЦКАЯ – 7 ЛЕТ

«Помнится отрывками, иногда – очень ярко. Как немцы приехали на мотоциклах… У меня еще было два маленьких братика – четыре и двух лет. Мы с ними спрятались под кровать и весь день просидели там. Офицер в очках, мне было очень странно, что фашист в очках, жил с денщиком в одной половине дома, а мы в другой. Братик, самый маленький простыл и сильно кашлял. Наутро офицер заходит на нашу половину и говорит маме, что если киндер будет плакать, не давать ему спать по ночам, то он его «пуф-пуф» — и показывает на свой пистолет. Ночью, как только брат закашляет или заплачет, мать хватает его в одеяло, бежит на улицу и там качает, пока он не заснет или не успокоится. Забрали у нас все, мы голодали. На кухню нас не пускали, варили они там только себе. Брат маленький, он услышал запах горохового супа и пополз по полу на этот запах. Через пять минут раздался страшный визг брата,. Его облили кипятком на кухне, облили за то, что он попросил есть. А он был такой голодный, что подойдет к маме: «Давай сварим моего утенка…». Утенок у него был самой любимой игрушкой, он никому его в руки не давал, а тут говорит: «Сварим утенка, и все будем сытые…» Отступая, они в последний день подожгли наш дом. Мама стояла, смотрела на огонь, и у нее ни слезинки не было. А мы втроем бегали и кричали: «Домик, не гори! Домик, не гори!». Вынести из дома ничего не успели, я только схватила свой букварь… "

Страшно. О том и речь. Война - это горе. А выходки эти зверские... Увы, но бьюсь об заклад, что у немцев аналогичных историй море... Изначально об этом и говорю. Война уродлива и людей уродует. Или просто проявляет их уродство. А уроды везде есть, и их в принципе очень много, гораздо больше, чем кажется.

Вполне вероятно, что и у них много этих историй, но не такое же количество! Не в таких масштабах, отдельные уродские действия, а не так. И плащей из человеческой кожи с башмаками и шляпками больше никто шить не догадался (в Яд-Вашеме на целый магазин этих вещей хватит). Начинаешь понимать масштабы, когда заходишь там в один мемориал, несколько этажей без перекрытий в высоту, он о детях, там нет ничего, кроме свечей в темноте от пола до потолка везде, а ты идёшь между ними на высоте, и голоса, который читает имя и фамилию ребёнка и возраст, "Соня Ванштейн, 5 лет, Владик Иванов, 3 года" (на иврите) непрерывно. За год имя ни разу не повторяется! Очень жуткие впечатления, мы вышли ревели все.
Были и среди немцев люди, боровшиеся с фашизмом внутри страны, остававшиеся людьми и не струсившие, им глубокий поклон от всего сердца, но их было очень и очень мало.

Эпиграф

Я Америки не открою -
Велика цена правды, истины:
Не все наши были герои,
Не все немцы были фашистами.

Баллада –быль о Второй Мировой

Увы! Я имени его не знаю,
Но где бы ни был этот человек,
Колени перед ним я преклоняю
И благодарна я ему навек.

Город в оккупации остался,
Брошен был правительством народ,
Каждый в меру сил своих спасался,
Жили все, кому как повезёт.

Магазины все при все закрыли,
Ни одной аптеки не найти,
Про лекарства и врачей забыли,
Должен каждый боль свою нести.

Госпиталь немецкий разместили
В школе. Стали койки вместо парт.
Там врачи немецкие лечили
Раненых в боях своих солдат.

Ну, а как же клятва Гиппократа?
Каждый из врачей её давал.
В дни войны- они не виноваты-
Жёстко всё решает трибунал.

Что ж врачам немецким оставалось?
Делать выбор- жить или не жить.
Им под страхом смерти запрещалось
Населенье местное лечить.

Но, однажды, полуднем воскресным,
Свет не видя, в горестных слезах
Прибежала женщина из местных
С маленьким ребёнком на руках.

По лицу катились слёзы градом,
И едва живой ребёнок был.
Часовой немецкий автоматом
Матери дорогу преградил.

В госпитале есть лекарства. Значит,
Там могли малышку бы спасти.
Только грубо крикнул автоматчик:
«Вэк, вэк, матка! Быстро уходи!».

Вот и всё. И не случилось чуда.
Бейся в крике, сколько хочешь плачь
Дверь вдруг отворилась. И оттуда
Вышел пожилой немецкий врач.

«Адрес, адрес говори скорее.
Дома я малыш твой посмотрю.
Так. Мой понял. Уходи быстрее,
Уходи быстрей, я говорю!».

И ушёл. А мать стоит, не зная,
Что ей делать? Как ей поступить?
Лишь одно отлично понимая-
Здесь ей больше нечего ловить.

Вот пришла домой. Душа рыдает-
Это всё проклятая война!
На руках ребёнок умирает,
И не в силах помешать она...

Где- то мысль легонько шелохнулась-
Может, всё же этот врач придёт?
И сама печально усмехнулась-
Ночь уже. И вряд ли он найдёт.

И когда надежда испарилась,
Поздний час давно уже прошёл.
Лёгкий стук. И дверь вдруг отворилась,
Быстро врач к ребёнку подошёл.

Осмотрел. Внимательно послушал
И таблетку красную достал:-
«Это надо, чтоб малышка скушал»,-
На четыре части разломал.

И ушёл. Все даже не успели
Ни сказать спасибо, ни спросить
Как им дальше быть, на самом деле?
Чем ещё малышку полечить?

Разве можно лишь одной таблеткой
Тяжело больную излечить?
И водою с уксусом, салфеткой,
Стали вновь малышке лоб мочить.

И таблетку по частям давали,
И просили Бога пожалеть.
На вторые сутки увидали-
Перестала девочка болеть!?

Господи! Спасибо тебе, Боже!
Ты к молитвам нашим снизошёл!
И врачу земной поклон наш тоже.
Жизнью рисковал он, но пришёл.

Так что, не спешите с обобщеньем.
Разный люд в народе каждом есть.
Будем относиться с уважением
К тем, кто ценит мужество и честь.

Я хочу, чтобы в степях Донецких
Память о былом храня в веках,
Был изваян этот врач немецкий
С девочкой еврейской на руках.

как про войну начинаю думать, сразу слезы наворачиваются, вспоминаются документальные хроники, для меня из детства ничего страшнее них нет.
Нельзя допускать войны, надо помнить о жертвах, принесенных ей

Я про войну книги читать не могу - плачу, и очень горько становится. В жизни и так радостного не много, поэтому стараюсь про горе не читать. Героев, конечно же, уважаю и почитаю У меня у самой два деда ещё подростками на войне были и награды есть. Страшно всё это - не дай Бог!

Ни забыть, ни простить нельзя...

Их расстреляли на рассвете,

Когда еще белела мгла.

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели им раздеться

И встать затем ко рву спиной,

Но прозвучал вдруг голос детский

Наивный, чистый и живой:

Чулочки тоже снять мне, дядя?

Не осуждая, не браня,

Смотрели прямо в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже» —

и смятеньем на миг эсесовец объят

Рука сама собой с волненьем

вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим,

и кажется он в землю врос,

Глаза, как у моей дочурки? —

в смятенье сильном произнес.

Охвачен он невольно дрожью,

Проснулась в ужасе душа.

Нет, он убить ее не может,

Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках…

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат, что если б дочка

Вот здесь, вот так твоя легла…

Ведь это маленькое сердце

Пробито пулею твоей…

Ты Человек, не просто немец

Или ты зверь среди людей…

Шагал эсэсовец угрюмо,

С земли не поднимая глаз,

впервые может эта дума

В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд струится синий,

И всюду слышится опять,

И не забудется поныне:

Чулочки, дядя, тоже снять?"

Муса Джалиль

Сообщение отредактировал SNEJINKA: 09 May 2016 - 01:22

С днем Победы!